Несмотря на такие погодные неудобья, у разумных жителей столицы Хисаха было не принято прятать свою кожу, по крайней мере, от солнца. Прозрачные бурнусы защищали лишь от пыли и песка, а набедренные повязки позволяли соблюсти приличия. Зато громоздкие украшения носили все, без различия пола и возраста.
Впрочем, скрывать несоответствие облика местной моде за бортом песчаного корабля моей высокородной оставалось недолго. Пора было пересаживаться в наемные экипажи, которые доставят нас в посольство — две фуры для багажа и точеную трехколку для нас самих, с местом кучера над поворотным колесом.
Нечего и говорить, что эти транспортные средства приводились в действие такими же полускакунами искусственного происхождения, как и упряжки биндюжников. Похоже, с крупными животными тут ощутимый напряг — не ящеричными же обезьянами повозки запрягать! А зверюгу больше лизардманка скудная земля на грани моря и пустыни, скорее всего, попросту не способна прокормить.
Сговаривался с извозчиком и городскими биндюжниками привычный к этому Блоссом. А уладив все, подошел вместе с верными гоблинихами получить окончательный расчет.
— Не поминайте лихом, хай-джентри, — пересчитав и убрав деньги, вздохнул санд-шкипер, все еще терзаемый неотступной тоской охотника, упустившего главную в жизни добычу. — Я-то завтра же с обратным фрахтом пойду, отсюда заказы всегда надежные…
— И ты прости, если что, — не понять нужности этих слов было трудно. — Вы, девочки, тоже…
Гоблинихи наперебой загалдели, прощаясь. Келла и Пемси полезли ко всем обниматься, Хирра смущенно подавала кончики пальцев. Полмачты Блоссом последним жестом вскинул два пальца к тулье треуголки и уже собрался бочком выбираться из толпы прощающихся…
— Погоди! — остановил я его. — Прими напоследок кое-что, должное прийти тебе по праву.
С этими словами я извлек шнурок с тремя зубами песчаной акулы — одним охотничьим бивнем глотки в десяток дюймов и двумя когтезубами с языка, втрое меньше, по бокам. По моей просьбе Донна соорудила ожерелья загонщиков для всех выживших участников охоты. Для этого моя высокородная сыскала в своем хозяйстве порядочный моток сверхпрочного шелка кара-арахн, а моя древнейшая уговорила унтер-бандершу поделиться зубами трофея. Зубов этих и на трех таких, как она, многовато было, даже если с ног до головы ожерельями обмотать.
Сама Донна, а также Реджи, Милли, Фанни, Сольвейг и Лайла с Сигурни тоже получили от Памелы по когтезубу на сверкающем черном шнурке. После чего расставание завершилось на куда более веселой ноте.
Путь от Сухотаможенной до посольского квартала был бы изрядно долог даже без попыток возницы послужить за те же деньги экскурсоводом. Все, мимо чего мы проезжали или что хотя бы открывалось в видимости, удостаивалось от него подробнейшего описания, нечувствительно переходящего в восхваление или историческую лекцию. Академический квартал, казармы, порт, при нем Сыротаможенная площадь и Парадный причал… Громада султанского дворца, похожая на исполинский торт-безе, изрядно пропеченный здешней жарой, чтобы подняться воздушной пеной с исполинскими пузырями куполов…
Даже ушедшие под воду кварталы получили свою долю славословий, воспевающих времена Принца Хисахского, который еще застал их над поверхностью моря. Стоило в просвете меж домами мелькнуть завораживающему блеску волн, как вновь и вновь звучали названия затонувших площадей — имена Дседе Мваны, угольнокожей атинской Жрицы Ночи, снизошедшей к страданиям принца в изгнании, Хулии Монтес, иэрийской возлюбленной Халеда, и Уфии аль-Риххол, дочери шута, которая, если верить пиесе, отдала за него жизнь самым трагическим образом…
Если б не изрядная усталость, мешавшая запомнить бесчисленные названия и факты, то к моменту, когда покажутся здания посольства, мы могли бы ориентироваться в городе не хуже местного уроженца. Подумав об этом, я попытался применить кое-что из профессиональных знаний к полученным при исцелении Мечом Повторной Жизни эльфийским магическим способностям.
— Меморо энфорсире Пойнтер! — Вроде бы прошептать стандартное заклятие усиления памяти в собственный адрес удалось незаметно, но глянув по сторонам, я увидел, как губы обеих жен двигаются в том же ритме. Келла еще и над Пемси пошептала, коротко на ухо объяснив ей назначение заклятия. Это отпечаталось в сознании ярко и четко, как сквозь заклятый на увеличение хрусталь. Вообще все события сегодняшнего дня вдруг стали удивительно отчетливыми и ясными — ничто ни с чем не спутаешь и не забудешь, даже если захочется. Сработало!!!
Заодно прояснилась несообразность, преследующая меня от самого выезда из надвратного укрепления. Столь внезапно наступивший вечер никак не кончался, хотя в пустыне переход от дня к ночи всегда бывал недолог. Что-то странное творилось здесь со временем…
Или с солнцем?!
Сумерки длились слишком долго, и слишком неизменным был золотистый цвет закатного неба. Оставаться в неведении и дальше я не мог. В спросе невелик позор, тем более для чужеземца, по определению не сведущего в местных особенностях.
— Что тут, всегда вечер?
— Вроде того, эфенди, — с готовностью отозвался возница, как раз не имевший иных поводов почесать язык. — Это затенитель.
— Что?! — Объяснение не выглядело особо понятным.
— Тень такая… Заклятая, — замялся самодеятельный гид. — С темного стекла или масла оливкового, настоянного на кофе… Я не маг, эфенди, чтоб разбираться!
О да, оливковый оттенок в сумраке отчетливо чувствовался. Не в сумраке даже, а в золотисто-коричневом мягком свете, какой бывает на закате, если воздух наполнен тончайшей пылью. Немудрено было спутать!