Левитаторы взвыли несущими дисками, разогнанными на полную мощность, силясь оторвать добычу от пола. Но на многотонные туши из металла ни они, ни сами сети не были рассчитаны. Глухо ворочающийся сверток раскачивался, отрываясь от каменного пола то одним, то другим концом и гулко рушась обратно. От бешеной возни тросик за тросиком натягивались и лопались с оглушительным звоном.
Ничего, полминуты продержится. Вытащив мяч-тестер из подсумка, я со всех ног поспешил к силящемуся вырваться кадоргу. Примерился, отыскивая наиболее доступное место для того, чтобы всадить парализующий заряд, кинул мяч — мимо!
Второй раз, третий… Сеть уже лохматилась лопнувшими ячеями, словно дивнобраз иглами. Наконец пятый бросок оказался удачным — голубые искры жгутами оплели сеть, вырвавшись из пораженной заклятием коннект-точки. Пес задрожал, задергался и всей массой грянулся об пол, медленно перевернувшись на живот и подобрав лапы.
Теперь можно было не торопиться. Вручную, без посредства шара я отключил левитаторы сетей. Стянул с шеи остодемоневший ремешок футляра с бесполезным пока хрустальным шаром и присел рядышком, прямо на станину свежесвороченной светофрезы — отдышаться перед тем как возьмусь за дело всерьез.
Отдышался. Или хотя бы унял дрожь в пальцах — что осталось, можно было списать на не затихающие внутри обездвиженного кадорга вибрации. Страх тоже почти ушел. Не тот, что за себя, из-за буйства сбрендившей маготехники, а тот, что за пса, с которым уже не будет «все хорошо»…
Кое-как я распутал обрывки сети над собачьей мордой, с трудом отводя в сторону упругие и острые концы тросиков. Сталь противно скрежетала и звякала по бронзе, заставляя морщиться и вздрагивать, но уши Харма не дрогнули, а глаза так и остались закрытыми.
Уже понимая, что сбылось худшее из предчувствий, я положил руку на его голову. Неживой холод остудил пальцы, подводя итог погоне, охоте и всему этому дню. Ничего больше не изменишь, остается лишь принять неизбежное.
Мой старый пес умер во сне. Спокойно и мирно — после долгих лет войны и пограничья в меканских топях. Заснул и не проснулся, хотя система жизнеобеспечения продолжала гнать очищенную кровь по натруженным жилам. А тело кадавра не уставало метаться по замку, повинуясь приказу, пришедшему из беспокойных собачьих снов.
В последний раз я погладил короткую рыже-белую шерстку. Сдвинул защитную панель контрольной консоли, повернул ключ и выставил движки в код отключения. Подобие жизни окончательно затихло в искусственном теле из семи металлов, движимых пятью стихиями. Лапы кадорга расслабленно застыли, перестав скрести пол и подергиваться в путах.
Откупорив запасенную совсем на другой случай колбу «ведьминого студня», я опрокинул его над головным ложементом кадавра. Плоть поползла с черепа, растекаясь прозрачно-голубым светящимся киселем. Когда кость очистилась полностью и сама подернулась синевой, я дезактивировал зелье. Бережно вынул то, что было головой моего не наделенного полным разумом друга, отряхнул голубую пыль. Медленно, словно нехотя, выпрямился, чтобы сойти во внутренний двор. Отключенного кадавра можно загнать в гараж и потом.
Хорошо, что никто не повстречался мне по дороге вниз — ни жены, ни заботливый дворецкий. Дракот все еще не вылез из щели, в которую забился в припадке предусмотрительности. Запах свежей смерти не то что застарелый дух охотничьих трофеев — на совесть отпугнул чуткого зверя. Даже певчие крикуны попрятались, на свое счастье. А то с меня сталось бы положить половину фонотеки в тризне по любимому псу.
Хмурое небо над узким колодцем внутреннего двора соответствовало ситуации. Клочья перехлестывающих через края кровли облаков путались в окаменевших черных ветвях родового древа ау Стийорров, украшенных драгоценностями и покрытых затейливой резьбой. Казалось, капли оседающего тумана соперничали в богатстве и блеске с гранями камней и узоров. Ни одного солнечного луча, чтобы рассудить их спор, не нашлось в этот день. Оно и к лучшему…
Надеюсь, это не будет кощунством. В конце концов, я — Властитель ау Стийорр не в меньшей степени, чем строители этого замка и создатели его сокровенного сада неживой природы. Кто сказал, что нельзя сохранить здесь останки Харма, пережившего первую смерть и настигнутого ныне второй? Промежуток между ними пес провел, более чем наполовину принадлежа миру вещей, а не существ, будучи весьма своеобразным произведением искусства кадавризации.
С этими мыслями я отодвинул решетку, прикрывающую вход в невысокий грот на востоке, под корнями каменного родового древа Стийорров.
И обнаружил, что не ошибся с выбором, когда нагнулся к зеву заботливо обустроенной пещерки. Длинные выступы вдоль ее стен занимали черепа, никак не схожие с человеческими. Не охотничьи трофеи, те выставляют напоказ, — останки друзей, которых не примет ни одно кладбище. Тех, кому можно доверить и по смерти стеречь основу семейной святыни, для кого найдется место у самых корней родового древа. Драконы, собаки, кошки…
Пригнувшись, я спустился внутрь, отыскал место на «собачьей» полке и бережно пристроил череп Харма рядом с исполинскими челюстями какого-то дракодава, некогда любезного сердцу одного из прежних владельцев замка. Поправил, чтобы на долгие века пес улегся поудобнее. И пятясь, покинул место упокоения верных друзей любого разумного, будь тот человеческой или эльфийской крови.
Не знаю, достойным ли завершением церемонии было то, что я сделал после этого. А именно — вытащил из планшета патент премьер-капитана рейнджеров и с маху припечатал ладонью место подписи. Под пальцами уже привычно хлопнула вспышка, закурился дымок. Теперь выжженный на документе родовой знак ау Стийорров подтверждал мою причастность к политической игре Тринадцати. Признание себя новой фигурой на этом поле.